10.01.2018 в 15:33
Пишет Alex le Sang:Психология выбора. Эгоцентризм.URL записи
Многие вещи, которые для нас, взрослых людей, кажутся абсолютно очевидными и присущими человеку автоматически, на самом деле для детей таковыми не являются даже близко. Один из таких примеров в свое время привел Жан Пиаже, который много занимался вопросами развития детского интеллекта, представлений о мире и способности работать с логическими операциями.
читать дальшеКлассический эксперимент в этой области выглядел так. Маленького ребенка (3-4 года) сажали перед макетом из трех гор, который выглядел по-разному с разных сторон, после чего показывали несколько фотографий с разных ракурсов и предлагали выбрать ту, которая совпадает со взглядом самого ребенка - с того ракурса, с которого он смотрит сам. С этой задачей справлялись абсолютно все. Но когда рядом с макетом сажали куклу, которая "смотрит" на этот же макет с другого ракурса (и, соответственно, "видит" перед глазами совсем другую картинку, чем видит ребенок), и ребенку предлагали выбрать фотографию, которая соответствует виду на эти же горы глазами куклы - с этой задачей он, как правило, справиться уже не мог вообще. Понимание того, что мир в глазах другого чисто физически выглядит иначе, потому что этот "другой" смотрит с другого физического ракурса, у ребенка 3-4 лет еще отсутствовало полностью.
Точно то же самое происходило с категориями "право" и "лево". Если слева от ребенка, условно говоря, лежит кружка, а справа - ручка, то среднестатистический ребенок в этом возрасте обычно уже может дать ответ на вопрос "что лежит слева от тебя". Если посадить напротив него куклу и спросить, что с точки зрения куклы лежит слева, он не сможет корректно ответить на этот вопрос. В этом возрасте понятия "право" и "лево" у ребенка в голове кажутся абсолютными, а не относительными. Точно так же происходит, например, с категориями "брат" и "сестра": если в семье два ребенка-мальчика, и одного из них спросить, есть ли у него брат, мы получим ответ "да, есть". В свою очередь, на вопрос "сколько у твоего брата братьев?" мы получим ответ, что их нет вообще. Ребенок в этом возрасте не считает себя братом для собственного брата - категория "брат" работает только для описания тех, кто имеет отношение только к нему самому.
В работах Пиаже этот феномен называется детским эгоцентризмом. Фактически, "точка сборки" у маленького ребенка смещена на него самого настолько, что он считает единственно существующей только ту картину материального мира, которая существует в его собственных глазах: если он видит макет с определенного ракурса, то с него же видят и другие; если для него кружка справа, то справа и для куклы; понятия "брат" и "сестра" существуют только относительно него самого и определяются как то, является ли кто-то братом или сестрой для него лично. С возрастом, по мере развития логического мышления, этот феномен постепенно пропадает, и любой ребенок 6-7 лет способен ответить на все перечисленные вопросы абсолютно правильно.
* * *
Сделаем неожиданный логический прыжок, перекинувшись в шкуру вымышленного израильского преподавателя какого-нибудь предмета, например, математики, который по каким-то одному ему известным причинам отправился на стажировку в Россию. Проходит несколько месяцев, и в ходе случайного разговора в курилке он узнает, что студенты между собой втихаря жалуются на его предмет: он не задает им нужного количества домашних заданий, не выдает им на лекциях готовых рецептов решения, не объясняет досконально, как именно избежать той или иной возникающей проблемы. Хуже того, зачастую то, что он рассказывает - вообще непонятно, и он почему-то этого не осознает и даже не пытается рассказывать материал на более человеческом языке. Наконец, в составленной им контрольной работе была ошибка, поскольку одна из задач требовала инструмента, который они еще не проходили.
Преподаватель находится в состоянии некоторого ступора. Весь его предыдущий опыт работы - все десять лет в израильском университете - говорят, что в случае, когда у студентов возникают проблемы с пониманием материала, они обычно просто задают ему вопросы или просят повторить ту или иную тему. Жалобы на отсутствующие домашние задания - дикость: ничего не мешает студенту самому взять учебник, в котором есть абсолютно все, и самому повторить конкретную тему или выбрать любые тестовые задания, и даже самому проверить, потому что в учебнике есть ключи с ответами. Ему даже в голову не могло бы придти, что нужно рассказывать готовые рецепты: обычно студенты могут либо дойти до них самостоятельно, либо, опять же, задавать конкретные вопросы о том, что делать в том или ином узкоспециализированном случае при решении проблемы. Наконец, ошибиться может каждый, и он привык, что в случае, если контрольная работа составлена с ошибкой - кто-то из студентов говорит ему об этом напрямую, и в этом случае ошибку обычно можно исправить на месте. И он теперь оказывается виноват в том, что сам ее не заметил, а студенты почему-то даже не стали задавать вопрос?
И кто в конечном итоге будет прав - студенты или преподаватель?
* * *
В кросс-культурной психологии уже давно существует ответ "по сути, в каком-то смысле никто". Еще много лет назад классические, как вселенский кактус, исследования Г. Хофстеде по измерениям культуры показали, что в разных странах и культурах встречаются кардинальные различия - причем не просто по внешним параметрам, вроде "каким жестом заказывать пиво" или "принято ли оставлять чаевые официанту". Речь идет о более тонких и сложных различиях, негласных правилах функционирования социума, и Россия с Израилем по одной из шкал находится ровно на противоположных ее концах. В одной культуре принято, что студент должен проявлять инициативу самостоятельно, и если преподаватель не задает задание, а студенту нужно, студент идет и делает сам; в другой принято, что вся ответственность за организацию процесса лежит на преподавателе, и если он что-то не задал - то виноват он, а не студент, который не стал готовиться. Каждая из сторон считала свой стиль поведения "стандартным по умолчанию", не представляя, что в другой культуре этот стандарт может отличаться, причем порой отличаться кардинально.
Но если мы говорим о культурных различиях между странами, то почему мы не можем сказать о культурных различиях между разными субкультурами в одной и той же страны? Если мы считаем, что люди из другой страны могут вести себя иначе, иметь другие цели и ценности - почему мы порой допускаем на автомате, что люди из нашей собственной страны могут иметь похожее на нас восприятие мира - даже несмотря на то, что у них было другое прошлое, другой опыт, другое образование, другой социальный бэкграунд?
От ошибки ложного консенсуса это нас не избавляет абсолютно.
* * *
Одним из первых наиболее подробно про ложный консенсус писал в своих статьях Ли Росс, и этот феномен один в один напоминает открытия Жана Пиаже в области эгоцентризма. Если перевести научные термины на обычный русский язык, то проблема в том, что мы автоматически считаем других людей такими же, как мы сами. Переоцениваем вероятность того, что они разделяют те же качества, что и мы; считаем, что многие будут поступать так же, как мы; интерпретируем чужие поступки так, как это считается нормальным в нашей собственной картине мира.
Вот несколько примеров из самой исходной работы Росса:
- Люди, которые сами временами размышляют о смерти, считают, что достаточно многие (44%) ведут себя так же, но на взгляд тех, кто сам о смерти не думает - таких людей существенно меньше (26%).
- Те, кто считают, что они сами умрут до 70 лет, предполагают, что таких же 57%. Те, кто до 70 умирать не собирается, считают, что умрут 44%.
- Предпочитающие белый хлеб считают, что белый хлеб любит 53% людей. Те, кто не любит, записывают в любителей 37%.
- Те, кто поддерживают борьбу за права и свободы женщин, считают, что таких же, как они, 57%, то есть ощутимое большинство. Те, кто этого не поддерживает, в свою очередь, искренне верит, что большинством являются они, а борцов за свободу от силы 35%.
* * *
Еще жестче становится, когда речь доходит до реального поведения и действий: похоже, что мы бессознательно считаем, что другие должны вести себя в ряде ситуации так же, как ведем себя мы сами. Этот пример Росс тестировал на очень простой задаче: людям в определенной ситуации предлагалось немного побродить вокруг здания университета с рекламным билбордом, а потом ответить, сколько, на их взгляд, повели бы себя так же, как они.
Результаты шокируют: 60-70%. Вне зависимости от того, какую из двух категорий мы спрашиваем - ту, что согласилась, или ту, что отказалась - люди в среднем считали, что 60-70% других людей будет вести себя точно так же, как они. Если испытуемый отказался, он считал, что семьдесят процентов других людей тоже откажутся. Если он соглашался, он считал, что семьдесят процентов других людей тоже согласятся.
Мы подсознательно считаем, что другие чаще всего похожи на нас - в том, кто они, в том, что они будут делать, и гораздо четче замечаем, что они ведут себя _иначе_. Любое поведение, которое нам кажется привычным, не является для нас значимой информацией о человеке. Любой случай, когда он ведет себя _не так_, как мы привыкли - моментально кажется ключевой информацией о нем (и приводит к большим ошибкам, но о фундаментальной ошибке атрибуции поговорим уже в следующем выпуске).
* * *
С этим психологическим эгоцентризмом гораздо сложнее справиться, чем с его материалистическим вариантом, давным-давно обнаруженным Жаном Пиаже. Неприглядная правда состоит в том, что мы ослеплены своей личной историей, своими привычными взглядами на мир и тем, кто мы есть, и пытаемся мерять других по той же самой мерке. Если для нас готовить легко и привычно, значит, точно так же должно быть и для всех остальных, и тот, кто не умеет этого делать - слабак, лентяй и ребенок, а не взрослый человек. Если мы автоматически жонглируем сложными логическими конструкциями и влет читаем научные исследования - значит, это навык, которыми должны обладать все, и те, у кого нет этого "умения логического анализа" - просто глупцы, которые не удосужились ему научиться. Если у нас нет и никогда не было депрессии, значит, человек, который утверждает, что у него она есть - прикидывается, и ему достаточно просто собрать себя в руки, и его "депрессия" автоматически пройдет. Если мы умеем сказать другому "Нет" - то предполагаем, что и другие умеют делать это, и в результате вторгаемся в чужие границы.
И одно из самых больших эгоцентрических заблуждений - в том, что то, что мы добились и то, кем мы являемся, является следствием нашей свободной воли и наших осознанных решений. Чем моложе человек, который об этом говорит, тем, собственно, становится смешнее об этом слушать: как наглядно демонстрирует весь опыт социальной и возрастной психологии и опыт различных психотерапевтических школ, до подросткового возраста, а то и лет до двадцати, практически невозможно говорить о "свободной воле", "осознанных решениях" и "я сам выбрал свою дорогу".
Нет, в определенном смысле слова это выбор, но выбор ребенка - это выбор узника в концлагере, у которого нет никаких сил, знаний и умений, чтобы изменить ситуацию, и выбирает он между тем, чтобы умереть, и тем, чтобы подчиниться окружающей среде одним из нескольких способов, которые действительно есть у него на выбор. При этом он никак не способен изменить, что на стене колючая проволока, что его друг вчера умер от воспаления легких, что завтра его снова выгонят на работу, и он должен работать или отправится в газовую камеру. Только у взрослого человека, по мере появления у него знаний, умений, способностей, по мере личностного роста появляется возможность по-настоящему менять ситуацию в его 20, 25, 30, а то и более поздний возраст.
И очень большой вопрос, насколько можно называть "свободным" выбор между тем, добровольно ты пойдешь утром строить новые бараки для заключенных или пойдешь, получив предварительно прикладом по затылку и пару ударов в печень.
Но о том, до какой степени дети "свободны" в своем выборе, и о том, насколько "свободны" решения очень многих взрослых, которые так и не смогли вылезти за пределы своей любимой сюжетной канвы, поговорим уже в следующем выпуске.